В то время, как мировые державы грызутся между собой из-за сирийского химического оружия, в двух русских городках, Кинешме и Заволжске, история с химоружием закончилась совсем недавно и без какого-либо шума.
Крохи официального
Историю заволжского химического завода имени М.В. Фрунзе можно сравнить со сказкой в исполнении безумного Гофмана или жестоких братьев Гримм. Здесь и разноцветные собаки — синие, зеленые, красные, — и колдовские зелья, способные изменять вечные свойства материи, и человеческие смерти, и героизм, и волшебное оружие, которого должно бояться все живое на земле. Последнее — это адамсит, вещество, синтезированное в конце Первой мировой войны американским химиком Адамсоном. Оно воздействует на верхние дыхательные пути и на все слизистые оболочки, повергая человека в корчи от жгучей боли и удушья. Это химоружие первого поколения, разработанное без оглядки на какие-либо конвенции и гуманистические соображения ХХ века.
Сейчас можно говорить однозначно — химическое оружие в Заволжске производилось. Начать хотя бы с конца.
9 октября 1958 года Совет Министров СССР вынес распоряжение о снятии с вооружения Советской Армии и Военно-Морского Флота адамсита и снаряженных им снарядов, мин и ядовито-дымовых шашек. Этим же распоряжением с заволжского химического завода была снята обязанность поддерживать в мобилизационной готовности мощности по производству адамсита.
С какого времени в Заволжске стартовало производство адамсита, установить сейчас сложно. Некоторые экологи и специалисты химической промышленности настаивают на том, что мощности были запущены с 1932 года. В брошюре «Тайны ядов — бытовых и боевых» ученый Марат Салимов пишет: «В 1935 году мощность завода составляла 3 тысячи тонн в год, а в 1937 году И. Сталину доложили о желании увеличить ее до 10—12 тысяч тонн с перспективой роста до 17 тысяч тонн».
Как можно больше страхов пытается нагнести доктор химических наук Лев Федоров в первом томе своей книги «Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)». Из одного названия становится ясен лейтмотив книги — все было плохо, над людьми ставили эксперименты, люди мерли, как мухи. «Во время войны при производстве адамсита в цехе № 3 завода № 756 в Кинешме (Ивановская обл.) не соблюдались элементарные нормы техники безопасности, — пишет автор о временах, когда Заволжск еще не стал самостоятельным городом и о нем принято было говорить как о Кинешме. — С другой стороны, в первые два года войны осмотры рабочих цеха не производились — это было делать просто некому. Особенно если учесть, что армия еще с 1933 г. зачислила в разряд «совершенно секретных» все сведения, касающиеся «действия на организм сверхминимальных концентраций» адамсита (III)… Осмотр работников, выполненный привлеченным медицинским вузом в мае 1943 г., выявил резкое ухудшение здоровья практически всего персонала, занятого на производствах ОВ…»
Далее Лев Александрович живописует болезни, которые постигали работников, занятых на производстве адамсита. «… и опыт на людях продолжался. Его итогов никто не подводил», — забивает он последний гвоздь в гроб почившей эпохи заволжского химоружия. Но забивает наспех и рано. «168 часов» намерено досказать начатую ученым историю. А забегая чуть вперед, скажем больше — в 1958 году адамсит не ушел от нас окончательно, его уход произошел лишь в 2007 году.
Живые свидетели
Ветеран химической промышленности — редкое словосочетание. А почитав об «опытах над людьми» и вовсе будешь думать, что былые работники химзаводов давно взирают на нас с небес. 86-летний заволжец Валерий Модеев, проработавший на химзаводе 53 года, своим добрым здоровьем рушит все эти печальные стереотипы.
— Адамсит у нас называли «чертом», — рассказывает он. — До него нельзя было дотронуться, злой был, как сам черт. Переработка его проходила в цехе №3 и начальник цеха Борщов однажды пошел на склад посчитать бочки с ним. Десять минут считал, потом полгода лежал на больничном.
Хотя Валерий Михайлович устроился на завод в 1943 году, он не помнит как такового производства «черта». Зато хорошо помнит, как «черт» проходил переработку в менее агрессивное и в более полезное вещество.
— Из Казахстана привозили так называемые каустик, который подвергался декантации и смешивался с адамситом, — рассказывает Валерий Модеев. — В результате получалась краска с сильным обволакивающим эффектом, которой покрывались корпусы подводных лодок и днища военных кораблей. Если на особо вредных производствах рабочая смена составляла шесть часов, то в цехе №3 при формальном шестичасовом графике люди работали по три часа. Выполняли одну операцию и шли в раздевалку.
Коллега Валерия Михайловича инженер военно-мобилизационного отдела Алексей Орехов вспоминает в каком виде приходил на завод сам «черт». По его словам, это были как правило дымовые шашки, снятые с вооружения армии. Их гнали с Саратова и заволжским рабочим надлежало потрошить их, чтобы добраться до заветной начинки. Впрочем, наравне с шашками прибывали и тяжелые контейнеры с чистым адамситом.
Оба заволжца, и Валерий Модеев, и Алексей Орехов, в унисон друг другу говорят о том, что никакие адские эксперименты с людьми на заводе не проводились. И даже если брать заболевания рабочих, то совсем не известно, был ли тому виной адамсит.
— Одни и те же люди работали в разных цехах с разными веществами, и от какого вещества они потом страдали, установить невозможно, — говорит Алексей Григорьевич. — Разве что очень быстро давал себя знать ДФА, который служил добавкой в порох, чтобы делать его бездымным. ДФА производился в цехе №1 и рабочие там получали, как правило, астму. Но даже с астмой, они не могли обходиться без этого вещества. Володька Воронов тогда прихватил с завода варежку, пропитанную ДФА, и когда у него случались приступы, он просто открывал пакет с этой варежкой, вдыхал от нее, и приступ прекращался. Еще вреднее был закрепитель, который шел в текстиль. На его производство принимались мужчины старше 30 лет и при условии, что у них уже есть дети и больше детей они заводить не собираются.
О зависимости от ядов говорит и Валерий Модеев. Он вспоминает, что в войну, когда трудиться приходилось куда как напряженно, рабочие не рады были отпускам. После нескольких дней, проведенных дома, они приходили на завод и упрашивали допустить их к производству. Химия становилась для них вожделенной, а лучше сказать, необходимой, как воздух. Поэтому люди и работали в два раза дольше, чем полагалось по стажу.
— Насчет «черта» я не помню, чтобы из-за него случались какие-нибудь особенные несчастья, — говорит Валерий Модеев. — Ну если только рабочие утаскивали его с завода, а потом на танцах подкидывали ради смеха щепотку. Танцы срывались.
— Страшнее было с изонитом, добавкой для ракетного топлива, чтобы оно не замерзало, — вспоминает Алексей Орехов. — Официально цех по его производству запустили в 1961 году и вскоре там произошел взрыв. Погиб ленинградский профессор, контролировавший работу. А в 1983 году подняло крышу у цеха №5. Там взорвался диазоль, и эквивалент взрыва составил 500 тонн тротила. У монтажника тогда долго не могли найти голову. Оказалось, что взрывной волной его подняло вверх, он врезался в крышу и голова вошла ему в грудь.
Алексей Григорьевич помнит, что работа с «чертом» в Заволжске завершилась в 1986 году, после чего возникла загвоздка с утилизацией его остатков. В то время подняли голову «зеленые», по Союзу покатились митинги против вредных производств, а в 1988 году даже министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварнадзе взял и «слил» родную державу на Женевской конференции, рассказав всему миру про имеющиеся у нас запасы химического оружия.
— Поначалу хотели отправлять «черта» в Саратов, но благодаря «зеленым», специальный завод там закрылся, — продолжает Алексей Орехов. — Минпром предложил нам: делайте установку и перерабатывайте адамсит сами. В общем, пришлось хранить его под сигнализацией до 2000-х годов, пока не приехали специалисты из Санкт-Петербурга. Они погрузили бочку с «чертом» в емкость, туда же покидали спецодежду, в которой работали, заварили эту емкость и увезли, кажется, в Сосновый бор под Петербургом. Там действует ядерный могильник.
В качестве заключения
Вывоз адамсита из Заволжска был произведен в ноябре 2007 года силами специалистов ЗАО «Природоохранное экологическое предприятие», город Санкт-Петербург. Вывезенный «черт» весил одну тонну 636 килограммов.
