«Крысиная» порода

Даже не известно, что хуже – злая жена или незваный армейский дружок? Хуже, наверное, когда и то, и другое вместе.

Сашка Торопов никак не ждал, что спустя 10 лет после армии к нему явится Андрюха Вдовин. Сашка и думать забыл, что есть такой, и в интернете с ним не списывался, и не созванивался, и если бы ему приставили ко лбу два ствола, заряженных жеканами, и сказали, что снесут ему голову, если он сейчас же не угадает самого нежданного гостя, то голова бы точно слетела с плеч. Или бы посадили Сашку в холодную темницу со скелетами, и сказали бы, что не выпустят, пока он не угадает, что за гость к нему собрался, - так бы и сгнил парень, не угадав.

Сашкина память исторгла Андрюху Вдовина, чтобы Сашка перестал сожалеть о том позоре, который приключился с ним перед дембелем. Позор тогда был препозорный. Сашка «скрысил» у Андрюхи расшитую белыми шнурами дембельскую форму и попался.

Сначала «крысу» Сашку наказали свои же. Поставили табурет, сказали класть на него руки и долбанули по каждой прикладом автомата. Жестоко? Да не! Это по телевизору армейские ужасы кажутся ужасными, а в текущей армейской реальности они не более чем рутина.

Так вот, долбанули прикладом по рукам, и руки опухли. Это заметил командир роты и прознал, что к чему. Прознал и похлопал Сашку ладошками по голове. У ротного любимое наказание было – хлопать ладошками. И синяков не остается, и мозги едва ли не вылетают.

От одной такой командирской оплеухи у Сашки лопнула барабанная перепонка, и он стал, как чайник – затягивается сигаретой, зажимает нос и из уха у него со свистом вылетает дым. Ну, ведь смешно же? Нет? Да ну вас.

В общем, комиссовали Сашку за месяц до дембеля. Приехал он в Кинешму «каличем» (армейский язык прекрасен!) и с горя женился на Вике Большовой. Только глухим или полуглухим могут нравиться такие.

Короче, Сашка оказался идеальным мужем для Вики, а Андрюху Вдовина, у которого «скрысил» форму, забыл. Память взяла и отформатировалась, как жесткий диск на компьютере. Сработал своеобразный метод самозащиты от самокопаний.

Не было ничего! Ни-че-го!

И тут вдруг фигак – стоит на пороге. Андрюха.

- Здорово, Санек! Вспомнил?

Лучше бы Фредди Крюгер пришел. Или Вий.

- Честно? Нет.

- Да я Андрюха Вдовин! Мы служили вместе! Неужели забыл? Не бывает такого!

У Сашки булькнуло в животе и потянуло книзу.

- А я сначала по тому адресу заехал, который ты мне еще в армии давал, застал там твоих родителей. Они и сказали, где ты сейчас живешь. Ну, вспомнил, наконец?

В это время из залы донесся трубный глас:

- Ты чего дверь открытой держишь? Мне по ногам дует! Какую там сволочь принесло? Если сектанты, скажи, я сейчас выйду и убью всех! Никакой Иегова не поможет!

- Заходи-заходи-заходи! – зашептал Сашка, хватая Андрюху за рукав. – Она ведь и в самом деле убьет, если что.

Жене он крикнул:

- Это друг армейский из Твери! Мы на кухню пройдем посидим.

- Еще не легче, - донеслось из залы.

Расположились на кухне, Сашка включил электрочайник, а Андрюха выставил на стол пузатую бутылку виски.

- Убери пока, а то увидит, озвереет, - подсказал Сашка. – Ты как вообще в Кинешме-то оказался?

- Да взял отпуск на работе и решил не на море какое-нибудь ехать, а прокатиться по армейским дружкам. Все-таки этой весной десять лет, как дембельнулись. Вот и езжу на своем «патриоте». Во Владимире Илюху Эртлея с Серегой Веселовым видел, в Рязани Пашку Семенова и Костю Смирнова, а из Ивановской области ты один у нас служил. Сам-то как?

- Да я помаленьку. В автосервисе работаю. Крашу, лачу, полирую, но на свою машину не накопил пока. У меня же как – то густо, то пусто. Вон последний месяц вообще клиентов не было. Денег, как у латыша…

На кухню зашла Сашкина жена и уставилась на так и не спрятанную бутылку.

- Ага! – сказала она и от ее «ага» зазвенела посуда в сушилке. – Гульнуть, значит, решил, мой Сашенька. Уработался, да? Утомился? Привечает черт знает кого, водит всяких, скоро дом в притон превратится…

- Ну чего ты, а? – слабо возразил Сашка. – Не видишь, что человек порядочный?

- У него на лбу не написано, что он порядочный! Я его первый раз вижу.

- Пойду я, наверное, - подал голос Андрюха. – Рад был повидать.

- Я провожу, - Сашка схватил со стола бутылку и, прижимаясь к стене, выскользнул из кухни.

Через полчаса он и Андрюха приехали к речному вокзалу, чтобы полюбоваться главной кинешемской достопримечательностью – Волгой. Другие достопримечательности родного города Сашке были не ведомы. Он даже не знал, какому богатырю поставлен на площади памятник. Вроде как Ивану Сусанину, но может и Василевскому, черт знает.

В машине у Андрюхи нашлись и стаканчики, и закуска. И еще одна бутылка.

Мало-помалу армейские товарищи так набрались, что Сашку пробило на слезы и вой про то, как он сильно ошибся тогда с формой, а Андрюха взялся вяло успокаивать его, и, успокаивая, задремал.

Проснулся он под самое утро. Вернее его разбудили двое полицейских в форме. Они почему-то смеялись и смотрели на Андрюху, как на дурачка.

- Выходи-выходи! – выманивали они его из машины. – Второе пришествие проспишь.

Озадаченный Андрюха выбрался и ахнул. Его УАЗ-«патриот» стоял на кирпичах. Ни одного колеса, в том числе запасного, не было. Также исчез и Сашка.

- Ну что, заяву будешь писать? – спросили Андрюху.

- Подожду немного, - сказал он.

…Самым сложным оказалось добиться от Сашкиной жены, чтобы она пошла и разбудила своего суженого. Жена орала так, что проснулись соседи и выбежали в подъезд унимать ее.

А когда проснулся Сашка, то препираться он не стал. Вместе с Андрюхой он поплелся в соседние гаражи, открыл один и выкатил из него пять колес.

- Слушай, - сказал ему Андрюха. – Ты ведь туп, как коренной зуб! Десять лет прошло, а ума не прибавилось.

Бить Сашку и писать на него заявление Андрюха не стал. Мараться еще о такого.